Последняя афёра Лысенко,
касавшаяся а) навозно-земляных смесей (они пропагандировались вместо научной агрохимии вкупе с нормальными минеральными удобрениями, в которые Трофим Денисович не верил ещё со времени противостояния с Героем Соцтруда и лауреатом Сталинской Премии ак.Прянишниковым) и б) "поднятия жирномолочности скота" по методу, противному всей научной селекции. То и другое было совершенно бесплодно, но Лысенко продолжал втирать очки (и тратить народные деньги), пока это дело осенью 1965 года не пресекла комиссия АН СССР, проверявшая научно-практическую деятельность «Горок Ленинских» - опытной базы Трофима Денисовича.
Я нашёл и выкладываю
1. Стенографический отчёт Совместного заседания Академии наук СССР и ВАСХНИЛ, на котором обсуждался доклад Комиссии.
2. Замечания Лысенко к докладу Комиссии, и ответы на замечания.
3. Постановление Президиума АН СССР, Коллегии Министерства Сельского хозяйства СССР и Президиума ВАСХНИЛ, принятое по итогам обсуждения и выводам Комиссии
Кроме того, я попросил коллегу-генетика, к.б.н., выделить в документах полужирным курсивом всё то, что относится к научной нечестности Лысенко с сотрудниками – от демонстративного игнорирования систематической ошибки до всяких нехороших игр с контролями и прямых фальсификаций. Учёных за это сразу помещают в Научный АдЪ, круг 9, а чтение статьи А.В.Юревича «Теневая наука.ру» проясняет ситуацию, показывая, что помянутый АдЪ был изрядно населён до Трофим-Денисыча и обильно пополнялся после – см. историю Сирила Барта и следующие за ней 3 абзаца.
На собрание АН СССР с обсуждением доклада комиссии Трофим Денисович струсил и не явился, отдуваться пришлось главному агроному "Горок Ленинских" Иоаннисяну. Собственно, это обычная тактика лысенковцев, они всегда уклонялись от научной дискуссии с оппонентами, ибо не имели ни научных результатов, ни практических достижений, которые были бы убедительны для специалистов, а опирались на административный ресурс, разнузданную травлю своих оппонентов и столь же беззастенчивую саморекламу.
Как пишет Алексей Куприянов «Более широкое знакомство с литературой 1920-х — 1930-х гг. дает возможность оценить и масштаб работ по теоретическим основам и практике селекции и растениеводства. Повторяя вслед за Лысенко тезис об отрыве теории от практики, характерном для «морганистов», мы совершаем предательство по отношению к сотням сотрудников институтов и опытных станций…. Одним из важнейших в практическом отношении результатов этой работы стало создание к началу 1930-х гг. единой системы государственного сортоиспытания и упорядочение семеноводства. Логика повседневной рутинной деятельности этой системы позволила практической селекции выстоять и в годы господства Лысенко: конкурсное сортоиспытание на десятках опытных станций трудно уговорить или обмануть.
Шла трудоемкая работа по районированию: сорта высевались на станциях, расположенных в разных регионах, и сопоставлялись между собой в течение ряда лет в самых разных отношениях: по урожайности, зимостойкости, засухоустойчивости, качеству зерна и т.д. Сорта, наиболее урожайные в одном регионе, уступали первенство сортам-конкурентам в других. Например, в засушливых местностях приходилось жертвовать урожайностью, поскольку на первый план выходила проблема засухоустойчивости. Пусть невысокий, но более стабильный урожай был важнее взлетов и падений. В других районах важнее были скороспелость или зимостойкость. По результатам этой работы издавались первые сводные каталоги районированных сортов с рекомендациями, основанными на многолетней статистике. … Переход к чистолинейным сортам позволял повысить среднюю урожайность.
Были изданы десятки, если не сотни работ, посвященных самым разным вопросам, от организации опытного дела, до основанных на многолетних опытах конкретных рекомендаций по возделыванию различных сельскохозяйственных культур и ведению сельского хозяйства в разных регионах СССР. Венцом этих трудов стали коллективные монографии «Теоретические основы селекции растений» (1935–1937) и многотомная «Культурная флора СССР» (издание начато в 1935). Глядя на работы, подобные «Теоретическим основам...» или «Районированию сортов зерновых культур» (Л., изд-во ВИР, 1935), трудно поверить тем, кто говорит, что Лысенко только сейчас выглядит неучем и лжеученым, а при тогдашнем уровне развития науки его якобы невозможно было отличить от остальных. Можно было, теперь я в этом уверен. Последняя работа Лысенко, которая была выполнена на более или менее приемлемом научном уровне на обширном эмпирическом материале с относительно корректной статистической обработкой («Влияние термического фактора на продолжительность фаз развития растений. Опыт со злаками и хлопчатником»), вышла в 1928 г., еще в пору работы на Ганджийской станции. В этой работе Лысенко шел по следам Г.С. Зайцева, уже проделавшего аналогичное исследование на хлопчатнике, и под чутким руководством специалиста по статистической обработке опытных данных Н.Ф. Деревицкого. Ни одна из его последующих работ уже не могла встать в ряд с трудами его конкурентов». [отсюда]
Поэтому свои «научные озарения», вроде отсутствия внутривидовой конкуренции в природе, Лысенко в основном поверял газетам, чьи статьи в сталинскую эпоху считались – и были! – руководящим указанием – «Правде», «Известиям», реже «Литературной». Так, его (откровенно бредовая) идея об отсутствии внутривидовой конкуренции в природе было подвергнута исчерпывающей и сугубо научной критике в статьях проф. П.М.Жуковского (журнал «Селекция и семеноводство». 1946, №1-2) и акад. В.Н.Сукачёва (Вестник ЛГУ. 1946. №2). Лысенко им ответил статьёй в «Правде» №152 за 1946 г. С характерным названием «Не в свои сани не садись», где щедро сыпал обвинения идеологического характера, но ни разу не возразил по существу.
Даже после своего торжества и в годы полной монополии (1948-1955 гг.) Лысенко не публиковался в обычных научных журналах, вроде «Зоологического», даже когда вторгался в соответствующие темы.
И не зря лысенковцы уклонились от поездки на Международный генетический конгресс в Эдинбург в 1939 году, хотя им заблаговременно предоставили места в делегации. Они же побоялись участвовать в обсуждении борьбы за существование с зоологами и эволюционистами на биофаке в феврале 1948-го, хотя получили приглашение и сами же затеяли её голословным отрицанием внутривидовой борьбы, но радостно участвовали в хорошо срежиссированных мероприятиях в 1936, 1939 и 1948 гг. Так, последней было присуще «внезапность созыва, выверенный состав участников, тщательно проработанный и согласованный со Сталиным текст основного доклада, отредактированные Лысенко доклады его ближайших сподвижников», а перед этим – отмена Трофим-Денисовичем давно назревших выборов в ВАСХНИЛ и назначение академиками большой группы своих сторонников.
И ещё одно замечание. К несчастью для истины, историю лысенковщины сейчас обсуждают в основном с двух позиций. Во-первых, в русле антисоветской и антикоммунистической пропаганды, на ниве наиболее известен г.Сойфер; мол, коммунизм враждебен всякой науке, советская система не могла не погубить генетику и т.п. При этом именно коммунистам мы обязаны бурным расцветом генетических исследований (и эволюционных исследований, и исследований в области экспериментальной биологии) в 1920-1930-е годы, в которых наша страна была лидером, что среди генетиков - коммунисты и участники гражданской войны, многие - талантливые марксисты.
Особенно таких много среди репрессированных в 1930-е и лишившихся работы в 1940-е; к слову, это один из признаков, заставляющий считать т.Сталина «могильщиком революции», ведь всякое прогрессивное обновление общества – это не только идеи, но и люди, которые могут служить следующим поколениям примером и образцом. А они истреблялись, на место выбывших революционеров (инженеров, учёных, писателей, изобретателей, реализовавшихся благодаря революции или связавших своё творчество с ней) приходили чиновники или ж разнообразные «бывшие», которые и воспитывали следующие поколения.
Вообще, с точки зрения анкет того времени «генетики» в 1930-е годы выглядят куда более "советскими" и "коммунистическими", чем «лысенковцы», с их отсутствием старых партийцев, участников гражданской войны и явным преобладанием лиц мелкобуржуазного происхождения. Кавычки в том и в другом случае означают, что имеются в виду активные участники соответствующих дискуссий, делающие собственные работы в рамках того или другого направления, а не просто сочувствующие или солидаризирующиеся с той или другой стороной.
Это отличие продолжилось и в 1940-е: очень многие известные генетики героически воевали, награждались орденами и медалями. Среди же известных лысенковцев - никто, их жизни были нужней в тылу.
[К «лысенковцам» не относятся те двое известных зоологов, которые приняли Лысенко всерьёз в силу поддержки идеи «наследования приобретённых признаков» и её важной эволюционной роли – энтомолог Смирнов и ихтиолог Никольский. В лысенковских проектах они не участвовали и конкретные идеи Лысенко не поддерживали, что надо отличать от неопределённого сочувствия этому мировоззрению. Точно также как вряд ли к ним можно относить ряд видных селекционеров, поддерживавших Лысенко – их достижения в области селекции активно используются в пролысенковской пропаганде до сих пор.
Важно однако, что все эти достижения получены самыми обычными селекционными методами, не имеющими к лысенковским идеям никакого отношения. Поддерживая Лысенко в социальном плане и пользуясь лысенковской фразеологией, данные селекционеры упорно избегали использования его методов на практике, что как бы ставит все точки над ё. То есть «лысенковцы» - это те индивиды, чьё научное звание профессора или там академика было получено исключительно участием в работах «народного академика» или его агитационной – организационной поддержкой, при отсутствии независимых научных заслуг, и на поверку оказалось пшиком. В.К.]
Иными словами, если бы торжествовали "коммунизм" с "советским патриотизмом" вместе, то генетики одолели б своих противников. Поскольку случилось прямо наоборот, приходится это трактовать иначе, как одно из отступлений коммунизма в связи с сталинским термидором - вместе с "семейными ценностями", запретом абортов, затруднением разводов, введением погон и другими ретроградными надстроечными явлениями, возвращавшимися к нам из неизжитого "старого мира".
«И достаточно вероятно, что действиями Лысенко руководила обычная классовая месть сына кулака, прятавшего хлеб от коллективизации, всяким там левым интеллигентам, этим вавиловым-серебровским-левитам-аголам-жебракам, которые поддержали и революцию, и коллективизацию - а он вынужден был скрепя сердце приспосабливаться к ним, изображая идейность и преданность. См. 1 и 2.
Вообще, сведение счётов с «красной интеллигенцией» 1920-30-х гг. разного рода «бывшими» путём доносов в период Большого террора – тогда такой же обычный сюжет классовой борьбы, как гибель селькора и предсельсовета от кулацкой пули, и столь же заслуживающий увековечения в литературе и кино. Другое дело, - увы! – в силу известных исторических обстоятельств Советская власть этого не делала». [отсюда]
Так или иначе, доводы сойферов - всего лишь перепевы старой пропаганды времён холодной войны, в которой американское генетическое общество приняло активное участие. С помощью созданного им "Комитета против антигенетической пропаганды" (де-факто занявшегося пропагандой антикоммунистической) "свободный мир" извлёк из позора, который навлёк Лысенко на нашу страну, всю ту пользу для психологической войны с нами, которую мог извлечь.
Увы, за нанесённый стране политический вред Трофим Денисыч с соратниками отнюдь не понёс той ответственности, какую должен был по меркам того жёсткого времени - также как за куда больший ущерб для коммунистической идеи. Ведь до лысенковской истории более чем многими на Западе коммунизм воспринимался как рай для интеллектуалов. Учёные, инженеры, писатели на собственной шкуре чувствовали, что главный враг свободы исследования или свободы творчества - это власть денег, в освобождении от которой виделся выход. При помощи надлежащей пропагандистской подачи лысенковской истории эти настроения удалось очень сильно ослабить.
Во-вторых, это сами учёные, генетики и биологи, которым больно за свою науку, и которые не хотят повторения этой гадости снова.
Но почти никто не препарирует историю лысенковской аферы с главной позиции - советского патриотизма: в 1960-80-е годы это было затруднительно в силу известных обстоятельств, последние 20 лет совсем не возможно в силу обстоятельств понятных. Тем не менее это главная позиция, и не только в силу моего собственного советского патриотизма, но прежде всего потому, что именно это чувство двигало теми, кто в 1940-1950-х гг., рискуя многим и многим, пытался писать в ЦК, чтобы открыть властям глаза и прервать ужас, начавшийся в 1948-м.
Именно из советского патриотизма писал в отдел науки ЦК Александр Александрович Любищев, отложив и систематику жесткокрылых, и любимые философско-теоретические штудии, Иосиф Абрамович Раппопорт - Н.Хрущёву и в «Литературную газету», и Николай Павлович Дубинин, и авторы "Письма трёхсот".
[См. документы по Лысенко в фондах ЦК КПСС.
Ф.5., оп.17, дело 463. Докладные записки, постановления, письма и информации Академии наук СССР, Всесоюзного ботанического общества, Ленинградского университета, зарубежных научных учреждений и ученых, профессоров Н.П. Дубинина, А.Р. Жебрака и др. с записками и заключениями Отдела и сектора естественных и технических наук о тяжелом положении в биологической науке и ошибках академика Т.Д. Лысенко, о работе научного совета по проблемам физиологического учения И.П. Павлова, Института физиологии растений, Ихтиологической комиссии АН СССР, об обсуждении проблемы происхождения жизни, о состоянии научных исследований и итогах совещания по радиобиологии, укреплении научных международных связей, участии советских ученых в международных обществах и конференциях, о поездке советских ботаников на VIII международных ботанический конгресс, об опубликовании работы советских биологов и по др. вопросам.
Январь 1954-май 1955
Ф.5.,оп.17, дело 464. Письма и рукопись проф. А.А. Любищева “О монополии Т.Д. Лысенко в биологии” с заключениями сектора естественных и технических наук об устранении недостатков, имеющих место в биологической и сельскохозяйственной науках.
Ноябрь 1953-июнь 1955.
Ф.5., оп.17, дело 465. Докладные записки и письма ЦК Грузии, Сталинградского обкома КПСС, Академии наук СССР, Института леса, академика Н.В. Цицина и группы ученых о положении дел в сельскохозяйственной науке и об ошибках академика Т.Д. Лысенко, необходимости реорганизации ВАСХНИЛ и системы научно-исследовательской работы по сельскому хозяйству.
Апрель 1954 – ноябрь 1954.
Ф.5, оп.17, дело Дело 516. Письмо профессора Н.П. Дубинина о положении в биологической и сельскохозяйственной науке в СССР с рукописью статьи "О практических результатах предложений Т.Д. Лысенко за годы 1932-1955", копия стенограммы заседания Президиума Академии наук СССР по биологической науке.
Июнь 1955-апрель 1956. И т.д.]
Думаю, надо восполнить этот пробел.
Даже после октября 1964 г., когда снятие Хрущёва позволило реабилитировать генетику, лысенковцы продолжали настаивать на своих выдумках. И Академии наук пришлось создать комиссию из авторитетных учёных по обоим темам, которая наконец проверила, что и как делают на опытной базе Лысенко в горках, и смогла разоблачить обе фикции.
А надо сказать, что лысенковские затеи были не просто практически бесплодны (мы не дождались ни обещанных им невиданных урожаев ветвистой пiшеницы, не было выведено ни одного из обещанных чудо-сортов, яровизация не давала прибавки к урожаю и т.п.), но и чрезвычайно затратны. Как будто издеваясь над колхозниками, его инновации требовали огромных затрат кропотливого труда, который затем оборачивался ничем - например, по кастрации злаков ради совершенно бесплодной идеи "брака по любви".
Как пишет академик Иван Иванович Шмальгаузен: «Что же произошло с биологией? Имеем ли мы теперь крупные теоретические и народно-хозяйственные достижения «мичуринской» биологии? Ведь со времени августовской сессии ВАСХНИЛ прошло уже почти 8 лет. Конечно, всё это время продолжалась работа селекционных станций. Несомненно, что она принесла свои результаты. Однако верно и то, что работа эта велась теми же методами, что и раньше, и ничего принципиально нового не принесла. Различные рекомендации акад.Т.Д.Лысенко на практике себя не оправдали. Многочисленные обещания остались невыполненными. Зато в области теоретической мы имеем принципиально новую теорию видообразования акад.Лысенко – подлинный «апофеоз» его деятельности за последнее десятилетие. Эта теория представляет логический вывод из прежних общетеоретических установок автора и объясняется некоторыми нашими философами конечно вполне согласной с положениями диалектического материализма. Однако теория видообразования акад.Лысенко не подтверждается фактами, как это ясно показала дискуссия в Ботаническом журнале». («Вопросы дарвинизма. Неопубликованные работы». М.: Наука, 1990. С.20-21).
И далее. «…Все экспериментальные исследования внутренних факторов развития встречали всё возрастающее сопротивление со стороны акад.Лысенко. Странным образом это сопротивление вырастало в активную борьбу во всех тех случаях, когда намечались перспективы хозяйственного использования результатов этих исследований. Так было с экспериментальными мутациями, с получением полиплоидов и гетерозисных гибридов [знаменитая гибридная кукуруза, доходы от которой окупили расходы на Манхэттенский проект в США. А в СССР её не дали ввести лысенковцы. См. Баранов П. А., Дубинин Н. П., Хаджинов М. И. Проблемы гибридной кукурузы // Ботанический журнал. 1955. Т. 40. № 4. С. 490. В.К.], с использованием гормональных факторов (при искусственном оплодотворении, экспериментальном многоплодии) и даже «ростовых» веществ. Работы, которые велись у нас в Союзе, всячески тормозились [акад.Лысенко], а с 1948 г. были полностью прекращены» (Ibid., c.27-28).
***
То есть за 10 лет сильной и 15 лет полной монополии группы Лысенко в биологии баланс «прихода и расхода» именно по практическим мероприятиям даже не нулевой, а сильно отрицательный. Масса народных денег выброшена впустую, ни одно из предложений Лысенко не приносило той пользы, которая была им обещана, только зря создали льготные условия экспериментальной базе «народного академика» и упустили многие выгоды, запретив реализацию множества полезных с/х новшеств, предложенных морганистами – тех, что были успешно реализованы в западных странах, которые потом приходилось нагонять и, значит, заимствовать. Далее, студенты 15 лет, а школьники 20 были лишены нормального преподавания научной генетики, цитологии, теории эволюции и даже физиологии растений, так что в 1960-х гг. им было новостью то, что стало давно известным в 1940-е и т.д. А вот «доходов» от лысенковской монополии не было никаких, за исключением того, что представители данной группы и их родственники смогли хорошо устроиться в жизни, при полном отсутствии научных достижений и профессиональных заслуг стать доцентами, профессорами, кто-то и академиками с министрами.