"Поднебесная хризантема: 30 веков китайской поэзии" - сборник вольных переводов, свободных переложений и стихов по мотивам произведений самых известных поэтов Китая принадлежит перу Ю. М. Ключникова, известного русского поэта, философа, эссеиста, путешественника, переводчика, автора многих книг. Помимо 400 стихотворений китайской поэзии данный сборник включает вступительную статью автора, 60 авторских стихов -подражаний и посвящений великим китайцам; послесловие и комментарии С. Ю. Ключникова, творческую биографию поэта-переводчика. Темы китайской поэзии, отражённые в сборнике: любовь, верность, красота природы, уединение, дружба, грусть от разлуки с любимыми и друзьями, тоска по родине, сострадание к слабым и бедным, служение народу, поиски Дао, путь к совершенству. Неповторимые интонации каждого из поэтов пробуждают интерес к китайской поэтической традиции и делают сборник привлекательным для широкого круга читателей.

ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ ПОЭЗИИ КИТАЯ

Предисловие автора

1

Сборник, который вы держите в руках, часть большого литературного и культурного проекта, который я в меру своих сил пытаюсь осуществить многие годы. Этот проект предполагает перевод на русский язык лучших образцов мировой поэзии. Перевод художественный, то есть вольный. Начал я заниматься этим ещё в студенческие годы. Помимо написания собственных стихов (а я, прежде всего, русский поэт) пытался переводить французскую поэзию (Готье, Верлен, Рембо, Валери). Много лет читал и изучал западную литературу, а с 1977 года большую часть личного времени отдаю литературе Востока.

Изучаю её, прежде всего, как поэт. По мере углубления в мировую культуру мне становилось ясно, что духовные учения, а также поэтические культуры Востока и Запада обладают удивительным созвучием. Выпустив два сборника вольных переводов - суфийской и французской поэзии, я вернулся к стихам китайских поэтов, в результате чего родилась "Поднебесная хризантема".

Китайская поэзия несравнима ни с какой другой, даже с французской и русской. Это не умаление мирового значения двух последних, это, на мой взгляд, справедливая констатация того факта, что в Китае были заложены прочные основы всей мировой поэзии: идеи, темы, метрика, рифма и многое другое. Даже возраст сонета, как литературной формы, который, по общему мнению западных учёных, родился в XIII веке в Италии, может быть отодвинут на куда более ранние времена. По крайней мере в древнейшей "Книге песен" - "Ши-цзин", содержащей образцы поэзии XI в. до н. э., имеются стихи размером в 14 строк со смежной, перекрёстной и опоясывающей рифмовкой.

Я не китаевед и не историк китайской литературы, но в процессе работы у меня появилось собственное понимание жанров китайской поэзии, а также осознание периодов её развития. Заранее прошу прощения за вольную периодизацию и смысловой отбор стихов. Весь огромный свод китайской поэзии за 30 веков её существования я разделил для себя на четыре части:

1) древняя китайская поэзия, состоящая из песен, гимнов, од и первых стихотворений, своего рода протолирики, из которой потом родилась классическая лирика Китая, которую мы знаем и любим;

2) китайская философская классика, в которую входят "Книга Перемен" ("И-цзин"), произведения даосских мыслителей (Лао-цзы и Чжуан-цзы), фрагменты творений Конфуция "Лунь юй"), произведения основателя моизма Мо Ди, переводы стихотворений чань-буддийских и даосских мастеров;

3) классическая лирическая поэзия, начинающаяся с откровений Цюй Юаня, жившего в IV-III веках до н. э. и завершающаяся произведениями поэтов XVIII века;

4) китайская поэзия нового и новейшего периода, современная социально-философская лирика, вбирающая в себя произведения поэтов конца XIX и всего XX века.

С одной стороны - это все огромное и единое древо китайской поэзии, с другой - четыре этапа становления поэтического гения Поднебесной.

В научной синологии принята периодизация поэзии Китая по "династическому" признаку: поэты династии Чжоу, Цинь, Хань, Тан, Цинь и т. д. Каждой из эпох соответствуют разные поэтические стили. Я почти не касаюсь данных тем, поскольку они слишком бы увеличили объём книги. Кроме того, меня интересовали не столько историческая и филологическая стороны дела, сколько рост духа Поднебесной, обеспечивший феноменальный культурный, экономический и политический взлёт этой страны, поставивший в тупик амбициозный Запад. В самом деле, Китай стал мировым лидером во всех вышеназванных областях за какие-то 30-40 лет. Как такое могло произойти? Когда-то Наполеон обронил знаковую фразу: "Китай - спящий гигант, и горе миру, когда этот гигант проснётся". Но, похоже, мощное китайское пробуждение - благо для мира, поскольку китайцы ведут очень ответственную политику на планете. Многое в китайском примере впечатляет, но одно из достижений Поднебесной - продуманная культурная политика. Государство повернулось к традиционным ценностям и народной культуре и стремится бережно сохранить их, приобщая народ и к древнему наследию, и высотам национальной и мировой культуры. Оно поддерживает тягу жителей страны к чтению, прививает народу высокий художественный вкус, создаёт благоприятные условия для творчества писателей и поэтов. Кстати, поэзия в Китае с древнейших времён играет первостепенную роль. Едва ли не каждый император Поднебесной по традиции писал стихи, некоторые из правителей, включая Мао Цзэдуна, слыли крупнейшими поэтами. В каждом государственном чиновнике воспитано глубокое понимание важности поэзии для развития страны.

Над этими фактами стоит задуматься нынешним адептам западной цивилизации, вычеркнувшим религию и поэзию из сферы своих интересов. Любой европеец назовёт две древнейшие профессии Запада. И вряд ли знает самую первую на Востоке. А ведь первые письменные памятники "Ригведа" - в Индии и "Ши-цзин" в Китае - написаны языком поэзии. Это ли не свидетельство живучести и устойчивости восточных культур в отличие от западных?

Намерен в будущем сделать сборник англосаксонской поэзии и включить в него лучших поэтов США. Кстати сказать, Уолт Уитмен оказал очень большое влияние на поэзию Китая первой половины XX века.

Работая над книгой, я всё больше проникался благоговейным отношением и восхищением китайской поэзией и в конце концов поместил ряд собственных стихотворений, выражающих это чувство.

С самого начала этот труд задумывался не просто в качестве обычного сборника художественных переводов, но и как некий образовательный источник, способный нести знание о китайской цивилизации, её философии, литературе, поэзии. В конце сборника помещено обширное послесловие о поэзии Китая, сделанное моим сыном - составителем, творческим соратником, философом, филологом, культурологом, этнопсихологом Сергеем Ключниковым. Благодаря его помощи книга получилась подробной и в информационной части приближённой к академическим стандартам. Хочу заметить, что всё же это не энциклопедия или монография, а поэтический сборник, куда вошли далеко не все даже очень большие поэты Китая. Их слишком много для одной книги. Повторю: поэтическая муза Поднебесной не имеет аналогов.

2

Главная задача мне виделась в том, чтобы китайская поэзия в переводе звучала по-русски. Рифма - один из главных способов её русификации. Тут, признаюсь, шёл вопреки мнению зачинателя советской китаистики академика В. М. Алексеева, рекомендовавшего переводить китайских поэтов белыми стихами. По моим же представлениям, без рифмы, без созвучия - этих великолепных опор, создающих тело стиха, ни один ритмизованный текст не будет восприниматься русским читателем как стихотворение.

Тот, кто сомневается, пусть попытается вспомнить и точно воспроизвести хоть один талантливый и запоминающийся образец, написанный белым стихом на русском языке. Боюсь, что это ни у кого, кроме специалистов, не получится.

В этом плане особо показательны переводы Л. 3. Эйдлина, который, как справедливо пишет Е. В. Витковкий, "довёл фактически до совершенства метод перевода китайских стихотворений в жанрах "ши" и "цы" , используя вместо каждого слова-идеограммы ударную группу слогов в русском стихе, что позволяет сохранять даже цезуру в нужном месте, даже не переставлять без крайней нужды слова" и, конечно, использовал рифму.

Я постарался максимально тщательно изучить все существующие переводы китайской поэзии. При этом в своей работе пользовался самыми разнообразными источниками, от буквальных подстрочников до прозаических и поэтических обработок, сделанных выдающимися отечественными синологами. Кроме того, входил в состояние творческой медитации, то есть мысленно погружался в текст стихов и в контекст соответствующих эпох. Слушал стихи в исполнении китайских артистов. В итоге убедился, что достижения предыдущих профессиональных переводчиков были столь значительны, что при любых художественных переводах лёгкие текстологические аллюзии с переводами профессионалов неизбежны - это и сила влияния текста, и дань уважения к ним со стороны любого переводчика-некитаиста. Тем более, что на Западе есть мнение, которое отчасти разделяют и сами китайские литературоведы, что стихи поэтов Поднебесной в принципе похожи друг на друга. Разумеется, это не может в какой-то степени не относиться и к их переводам. Допускаю, что при этом у кого-то могут возникнуть ощущения узнаваемости стиха, ассоциации с китайскими стихами, переведёнными профессиональными переводчиками. Но на самом деле эта узнаваемость относится, разумеется, не к строчкам моих вольных переводов и переложений, которые текстологически уникальны, но, прежде всего, к размерам.

С почтением относясь к труду высоких профессионалов, я во имя сохранения духа первоисточника и точности перевода во многих случаях пытался сохранить тот русский размер, которым переводили китайские стихи В. М. Алексеев, Л. 3. Эйдлин, А. И. Гитович, М. И. Басманов. Они прекрасно знали, какой размер лучше всего отражает глубинный смысл стихотворения. Надеюсь, что профессионалы не взыщут с меня за это слишком строго: я старался помнить правило, сформулированное известным переводчиком Пушкина на английский язык Джулианом Лоуэнфельдом: "Звучание - это значение". А кто кроме них, профессиональных китаеведов, лучше знает, как могли звучать эти древние тексты? И на что, как не на тексты филологов-китаеведов, мне было опираться при написании тех же кратких биографических очерков перед стихами? Хотя я в каждом из таких очерков старался подчеркнуть то, что ближе в этом поэте именно для меня.

Работая над переводами, старался не перегружать их китайскими терминами, именами, топонимикой, что потребовало бы обширных комментариев и уводило бы читателя от духа стихов. Сложность ситуации поэта, занимающегося вольными переводами и свободными переложениями китайской поэзии и не знающего языка, проявляется в том, что в ряде случаев китаеведы и переводчики переводят одни и те же названия по-разному. Взять название "Канона песнопений" "Ши-цзин". Ряд переводчиков пишет это название слитно, как "Шицзин" (Л. 3. Эйдлин, Н. Т. Федоренко, И. С. Смирнов), кто-то раздельно, но через дефис - "Ши-цзин" (М. Л. Титаренко), а кто-то раздельно без дефиса - "Ши цзин" (М. Е. Кравцова, А. Е. Лукьянов, А. А. Маслов, А. Г. Юркевич, Е. П. Синицин, Пань Фуэнь, а так­же специалисты, пишущие статьи на сайты "Википедия.ру" и "Синология.ру"). Я принял решение писать "Ши-цзин" и "И-цзин": китаеведы убедили меня, что это два разных иероглифа, означающих два слова и что писать по-русски "Шицзин" вместе и одним словом всё равно, что написать "Канонпесен". Эту же ориентацию на стандарты сайта "Синология.ру" я сохранил и в других случаях написания китайских имён и названий.

Поскольку мой "китайский проект" это не только переводы и вольные переложения, но часто и просто поэтический отклик русского поэта на то или иное стихотворение китайского поэта, что, между прочим, вполне в традиции китайской поэзии, то в ряде случаев я позволял себе, с точки зрения классической школы перевода, "непростительные вольности" (иногда убирал топонимику, имена, сокращал длинные, иногда в несколько строк, заголовки стихотворения и пр.). Руководствовался правилом отличного советского "толмача-поэта" Вильгельма Левика: "Главное при переводе, чтобы рождались хорошие русские стихи".

Образцом перевода для меня являются восемь строк Лермонтова "Горные вершины спят во мгле ночной", имеющие подзаголовок "из Гёте". Знатоки немецкого языка говорят, что лермонтовский перевод выглядит лучше оригинала. Что получилось у меня - не мне судить. Во всяком случае, это не "стихи-подстрочники". Возможно, мои тексты в ряде случаев (особенно это касается поэзии XX века) могут показаться ревнителям академической точности слишком вольными. Тут спорить ни с кем не берусь.

Конечно, филологи определят, как лучше всего назвать книгу и к какому жанру её отнести мои поэтические опыты - к жанру вольных переводов, свободных переложений, подражаний, откликов, перекличек и даже стихов по мотивам. Лично я сделал к названию именно такой подзаголовок - "Вольные переводы. Свободные переложения. Стихи по мотивам".

Что двигало мною в этом решении?

Во-первых, я не китаист-переводчик, а русский поэт, увлечённый Востоком. Это в духе русской поэтической традиции и здесь я иду за Пушкиным, Лермонтовым, Пастернаком, Николаем Гумилёвым, Маршаком. На Западе "вольной" логикой руководствовался американский поэт Эзра Паунд, свободным образом перелагавший поэзию китайцев (хотя я, уважая этого автора, ни в коем случае не возвожу себя в число его последователей). Во-вторых, хорошо понимаю, что, если человек не владеет языком первоисточника, "вольность" неизбежна.

Древних и средневековых поэтов Китая старался переводить, соблюдая максимальную тщательность в передаче духа стихов: перед классиками благого­вею. С более поздними поэтами XX века мне хотелось вести некий диалог, и я позволил себе большую степень свободы. Поэтому стихи китайских поэтов в этих разделах правильнее называть не вольными переводами, а подражаниями, свободными переложениями и стихами по мотивам. Поэт, выполняющий подобную работу, не столько переводчик, сколько сотворец, заново рождающий русский двойник китайского стихотворения. В этом смысле у меня есть предшественники. Например, средневековые поэты-суфии широко пользовались методом очень вольной передачи своих древних предшественников. Но называть такую поэзию сугубо авторской, сделанной исключительно "по мотивам" китайских стихотворений, как мне советовали друзья, считаю неоправданным. Тем более, что не имею стремления застолбить за собой исключительное авторское право на единственную версию перевода того или иного иностранного стихотворения с сутяжническими целями, как это иногда случается среди переводчиков.

Ещё раз повторю: мною двигало желание продолжить традицию русской классической поэзии и при вольных переводах не только учитывать верность букве, но и следовать красоте духа и образов. Без русификации же китайской поэзии у нас ей не обрести ту популярность, какой она пользуется у себя на родине. А мне бы очень хотелось, чтобы интерес к китайской поэзии в России стал бы ещё более масштабным и массовым, что не может произойти без появления новых художественных переводов, приближающих китайскую поэтическую форму к русской.

3

Теперь о Китае и его культуре в целом. Успехи китайской цивилизации во многом можно также объяснить особенностями национального характера и духовной силы жителей Поднебесной. На мой взгляд, к особенностям китайского национального характера следует отнести такие черты, как терпение (не путать с толерантностью), сдержанность, умеренность, трудолюбие, высокая дисциплина, коллективизм, патриотизм, почтительное отношение к государству и предкам, умение дистанцироваться от негативных внешних влияний, склонность к порядку и выполнению долга, любовь к ритуалам, неизменная верность традиции, практичность, одухотворённость, жизнелюбие.

Как китайцам удалось пронести свою духовность и черты национального характера через тысячелетия истории, не поддаться многим искушениям, иллюзиям, а часто жестокому внешнему вмешательству, - это вопрос, требующий специального исследования.

В послесловии к сборнику, сделанному моим сыном Сергеем, содержится попытка осмыслить это явление. Но я убеждён, что в значительной степени отвечают на этот вопрос сами стихи.

Работа над вольными переводами и переложениями помогла мне приблизиться к пониманию глубинного единства основных мировых поэтических культур, в каждой из которых есть одни и те же темы, сходные образы, идеи и даже стихотворные формы. Может быть, осознание этого единства поможет хотя бы чуть-чуть умиротворить ту раскалённую вражду, которая, увы, с каждым годом лишь нарастает в современном мире.

В завершение я хотел бы сказать несколько добрых слов о китаеведах и переводчиках китайской поэзии, без которых этой книги просто не было бы. Мы всегда стоим на плечах наших предшественников, и чувство благодарности заставляет меня низко склонить голову перед их подвигами. Это касается и дореволюционного китаеведения, и особенно советских исследователей философского и поэтического наследия Поднебесной: ведь именно они сумели в период цензуры и преследований, которые иногда заканчивались лагерями и расстрелами, перевести огромное количество китайских древних текстов. Потому имена Н. И. Конрада, В. М. Алексеева, Ю. К. Щуцкого, А. А. Штукина, Л. Е. Черкасского, А. А. Штернберга, А. И. Гитовича, Л. 3. Эйдлина, И. С. Лисевича, М. И. Басманова, В. Н. Рогова, В. Г. Тихомирова, Э. В. Балашова, И. С. Голубева для меня высокочтимы. Я высоко ценю современных китаеведов и переводчиков М. Е. Кравцову, 3. Г. Лапину, А. Е. Лукьянова, Е. В. Витковского, И. С. Смирнова, А. В. Панцова, А. И. Кобзева, Л. Е. Бежина, В. В. Малявина, А. А. Маслова, Б. Б. Виногродского, И. И. Семененко, Н. М. Азарову, С. А. Торопцева, И. А. Алимова, В. П. Абраменко, Ю. А. Дрейзис. Если кого-то забыл, заранее прошу прощения. Знаю, что между китаеведами не всегда царит мир, но пусть он будет хотя бы на страницах моей книги.

Особая благодарность "советскому китайцу" - "марксисту", как его аттестует Википедия, - Ян Хиншуну, который ещё в 1950 году опубликовал лучший перевод на русский язык "Дао дэ цзина". По свидетельству китаеведа 3. Г. Лапиной, лично его знавшей, это был "скромнейший и благороднейший человек" со сложной судьбой. Я взял его текст за основу для стихотворного переложения знаменитого памятника, который помог мне, помимо решения чисто литературных задач, лучше понять душу китайского народа.

Также моя особая признательность литературным редакторам книги Г. В. Иванову и М. С. Бушуевой за редактирование этого непростого текста, научному редактору А. Е. Лукьянову за его профессиональные советы и уточнения, а также Т. В. Смирновой за кропотливую текстологическую работу. И, конечно, главная благодарность моему соратнику во всех творческих начинаниях сыну Сергею. Без его огромной всесторонней работы книга просто не состоялась бы.

PS. "Нам не дано предугадать, как наше слово отзовётся", - сказал поэт и был тысячу раз прав, особенно в отношении слова поэтического. Когда тридцать с лишним лет назад я написал стихотворение "Биения", в котором примерил на себя китайский зонтик и описал личные трудности в постижении Дао, то думать не думал, что пройдёт ещё тридцать с лишним лет и я поставлю это стихотворение эпиграфом к сборнику переводов "Поднебесная хризантема".

БИЕНИЯ

Заждались мы дождя.

По заморским пределам скитаясь,

Удостоил и нас,

Наконец, он явленьем своим.

Я шагаю на дачу

Под старым зонтом, как китаец,

Почему бы на время

Себя не почувствовать им?

Бьются капли о зонтик

В небесном своём упоенье,

По малиновым листьям

И в шляпку поганки-гриба.

Я бы одой почтил

Все на свете дожди и биенья,

Если б рёбра мои

Слишком часто не била судьба.

Впрочем, кто же ответит,

Где меру она отсчитала ?

В голове моей бьются

И строятся в строчки слова,

Я пытаюсь понять,

Я пытаюсь почувствовать Дао,

А оно не даётся,

Природа его такова.

1980