Заворотняя Татьяна
В Канун третьего тысячелетия.
По отороченному норкой рукаву молочной белизны куртки ползла селёдка. Она сползала сверху вниз, оставляя жирно-мокрый запашистый след. Сюжет для Марка Шагала.
Тётка суетливо извинялась, мол, кулёк лопнул. Интеллигентный профессор, получивший свою долю селёдочного хвоста не тихо стал вопрошать суетливую тётку: «Помилуйте, да зачем же Вы кулёк так высоко поднимали?! Пусть бы она падала на ноги, хоть не на одежду!» «А щоб не порізали!», - резонно толмачила тётка профессору. Разом ожившая троллейбусная площадка включилась в полемику. Тётка успешно и колоритно отражала противселёдочные выпады.
Я молчала. И только тщательно перебирала в памяти всё свои мысли и действа последних лет, подыскивая то, за что бы могла сегодня так горько расплачиваться. И размазанная по мне селёдка казалась естественным и логическим продолжением сегодняшнего телефонного разговора. Сегодня, 30 декабря 2000 года меня бросил самый любимый в мире человек. Витя позвонил утром на работу и, как всегда спокойно и мягко, сообщил, что встреча третьего тысячелетия слишком ответственный момент и он хочет оставить всю ложь и недомолвки в прошлом. Что он желает мне всего доброго и надеется, что своего телефона он как-будто бы мне не давал.
Интересно, что ломается внутри у нас в такие минуты? У меня что-то очень важное. И противно, что вовремя подпорки под рукой не оказывается, и ты превращаешься в ничто.
Ехать домой? У меня было столько радостных ожиданий от этого нового года, смешно признаться - ждала официального предложения руки и сердца! И на тебе.
На ближайшей остановке я вышла. Предновогодний центр города всегда напоминал мне сказку. Люблю смотреть на яркие витрины маркетов, причудливые изгибы гирлянд, развешанных на деревьях, игру разноцветных лампочек на городских ёлках… Но теперь всё это праздничное великолепие казалось мне пиром во время чумы. Мой мир рушился.
Уличная предпраздничная толчея несла меня своим потоком, не жалея и не щадя. И когда какой-то мужик со всего разворота пребольно звезданул меня ёлкой по лицу, я не выдержала и разревелась, позорно размазывая слёзы по щекам. «Как же это?- вопрошала я мысленно Будду. Почему? Подскажи, Учитель.» И Будда смотрел на меня, бесстрастно напоминая об испытаниях, которые даёт мне жизнь не потому, что не любит меня, а для того, чтобы я их преодолевала.
Чтобы хоть как то отвлечься, я купила с рук билет в оперу. И уже изрядно опоздав, зашла в ложу в бельэтаже.
Волшебная музыка выливалась горючими слёзами. Тоска съедала меня, смакуя мысли и глумясь над чувствами.
В перерыве соседи по ложе, два мужчины и молодая красивая женщина, вышли. Я немного стала приходить в себя, говоря себе: «Всё нормально Танюша, значит так и надо, значит так и должно быть. Всё нормально».
Соседи вернулись уже после третьего звонка, принеся с собой из буфета мощный запах алкоголя. В тепле и под музыку одного из них разморило и он заснул до самого конца оперы.
После спектакля они ждали меня на улице.
-Сетрёнка, обратился ко мне тот, что хорошо стоял на ногах поддерживая на себе друга, - ты пойми: это замечательный человек, он только что приехал из Заполярья, он не пьёт, вот его так и развезло. А я познакомился с девушкой, это моя судьба, я не могу её потерять. Сетрёнка, довези его домой. Прошу! Пойми. Это моя судьба. Сетрёнка, будь другом, помоги.
Барышня стояла рядом недовольно поджимая милые губки и нетерпеливо бормоча: « Гс-с-споди.»
Замедленная реакция - это моя слабость. Вот так всегда. На работе меня просят выйти поработать в выходной, остаться после работы, помочь, заменить… И не могу отказать, знаю, как тяжело, когда отказывают. И вот теперь…. Я смотрела на барышню. Вот её он попросил бы? Нет. Таких ни о чём не просят, таких любят!
Моё молчание было как-то неправильно понято и, перевесив друга на меня, уже на бегу, он спросил как меня зовут, крикнул: «Спасибо, Таня» и повёл свою судьбу к счастью.
Кошмар сегодняшнего дня продолжался. Я ведь даже адреса не узнала. Все попытки растормошить «алкаша» не имели даже намёка на успех. В милицию его сдать, что ли? Опять же нечестно это. И я поволокла его куда глаза глядят, надеясь на Будду и озарение. Озарение не наступало. Я тащила его на себе, аки крест, вспоминая юных санитарок времён великой Отечественной. Им всем по ордену Победы полагается за каждого вынесенного. «Алкаш» иногда вдруг отчётливо шёл ногами, но только я успевала обрадоваться - он опять глухо повисал на мне. Господи, ну и карма! Я перебирала в памяти всю свою жизнь уже с самого детского садика, где же я так провинилась?
Остановилась передохнуть и расправить занемевшие плечи. «Алкаш», потеряв площадь опоры свалился. Ну и так тебе и надо!! И валяйся здесь, я тебе не нянька!! И я, облегчённо вздохнув пошла прочь.
Но, не у спела сделать и десятка шагов, как стала затерзать мысль. А вдруг он будет здесь лежать до утра и отморозит почки, и человек станет на всю жизнь инвалидом из-за моей безответственности. Ёлки!
Я повернулась и, злясь на саму себя, пошла подбирать свой сегодняшний крест. Даже лёгкие пинки не могли поднять бедолагу. Прохожие оглядывались на нас, шутили. Два мужчины помогли поднять «алкаша» и повесить его на меня со словами: «Правильно, ребята, кто-то один всегда должен быть трезвым!»
Как я добралась домой - это просто чудо. «Алкаша» я сбросила прямо посреди комнаты своей крохотной квартирки. Подсунула под него подушку и прикрыла это безобразие пледом.
Измученная, обессиленная, брошенная Витей, я выпила пятьдесят капель корвалола, чтобы скорее уснуть и забыться, и, не раздеваясь, легла. Почти засыпая, представила, как «алкаш» утром проснётся с головной болью, а я ведь даже не сняла с него куртки, не говоря о ботинках. Он так и лежал безобразной кучей под пледом посреди моей комнаты. Последние силы ушли на снятие с него обуви. Снимая куртку, я обратила внимание, что он бородат, усат и длинноволос. Это последнее моё впечатление 30 декабря 2000г. Корвалол победил все напасти и убрякал меня в крепкий сон.
***
Пахло ёлкой. Настоящей живой ёлкой и какими-то вкусными съестными приготовлениями. У соседей пир будет – подумала я. И тут тяжёлые воспоминания вчерашнего дня навалились на меня булыжниками чувств. Надо было жить. Я открыла глаза. Будильник показывал три часа дня.
Там, где ночью я оставила «алкашную» кучу, стояла ёлочка. Весёлая, с немоими новыми игрушками. Комната была моя. Ёлка тоже оказалась реальностью (я проверила уколов себя её же иголками). За закрытыми дверями кухни кто-то тихонько напевал, это оттуда неслись запахи запекаемой рыбы и ещё чего-то вкусного, явно призывающего к жизни.
«Алкаш» суетился у «мартена» в моём фартуке.
-А, дорогая, ты проснулась. Сейчас кофе будет готов. Чашечка кофе тебе не повредит. Вчерашний вечер был восхитителен, ты – великолепна. Я, надеюсь, был жарок не чересчур? – и это с весёлой доброй улыбкой старого друга.
Я судорожно сглотнула.
Кошмар продолжался.
Внезапно он опустился на колено.
- Родная, позволь мне на коленях просить тебя встретить и провести со мной третье тысячелетие.
Рассуждать, обижаться, гневаться - да нет у меня сил ещё и на это. И когда я молча вложила свою руку в его пртянутую тёплую и сухую ладонь, почувствовала вдруг ту тихую пристать, о которой мечтает любая женщина. Будда явно улыбнулся мне и в одобрении прикрыл глаза.
Странное дело! День действительно показался праздничным! И захотелось обнять всю Землю! И пожелать счастья всем людям! И особенно милыми и родными мне показались вздорная тётка, размазавшая по мне свой будущий фаршмак, мужик, съездивший ёлкой по лицу и особенно Витька, так удачно, так сказочно вовремя бросивший меня в канун третьего тысячелетия.